Мексика

Отрочество и экзистенциальная пустота II: «Пророк», Мексика и волшебные кактусы

14 июня 2015

Зимой 1969 мы выехали из Лос-Анджелеса в Тихуану. Я ехал с «El Profeta» на переднем сиденье в зелёном, яблочного цвета шевроле 1958 года выпуска. Мои братья Жан-Пьер и Филон ехали с моей мамой в красном микроавтобусе Крайслер.

Моя мать покончила с жизнью «домохозяйки из пригорода». С тех пор, как она развелась с отцом, мама чем только не занималась; наконец, нашлась работа ей по нраву: она стала администратором Carter Gallery на La Cienaga Boulevard. В те дни то было самое сердце богемно-артистической тусовки. Мама и сама увлеклась живописью, и её работы были тепло приняты знатоками.

Но.. когда она встретила «Пророка», то поняла, что это – настоящее чувство, подлинная любовь.

Мы решили расстаться со всем ради новой жизни в Мексике. Мама продала дом, распродала мебель, отдала кому-то мою коллекцию комиксов с «первоначальным» Человеком-пауком и Мстителем, и наконец-то рассадила нас всех по машинам. Мы держали путь в Пуэрто-Вальярта. «Эль Профета» собирался играть на гитаре, а мама – рисовать на морском берегу. Мы грезили маленьким раем для всей семьи.

Road to San Diego

Настоящее имя Эль Профеты было Начо. Он был талантливым певцом и виртуозным джазовым гитаристом. Он намеревался совершить революцию в музыке, мечтая вернуться к истокам мексиканской музыки – болеро – и навсегда изгнать стиль чунка-чунка. В Тихуане он стал лауреатом местного песенного конкурса.

Благодаря связям, которыми мама обзавелась в ту пору, когда работала в галерее, в Пуэрто-Вальярта Начо стал звездой. Они совместно открыли клуб. Мама, как и хотела, рисовала на морском берегу психоделические пейзажи, а отчим пленял аудиторию своим посланием мира и любви.

Однако я забегаю вперёд. По дороге в Тихуану произошли разные события, рассказ об одном из них – ниже.

..Сан-Диего остался позади… вскоре мы оказались на мексиканской границе.

Tijuana, Mexico, 1970

..и пересекли её в районе Тихуаны. Я был в смятении. Никогда в жизни я не чуял такой вони. Картонные дома-коробки, обитатели которых, дети в лохмотьях, клянчили песо Фанерные лачуги без водопровода, но с частоколом ТВ-антенн. Повсюду были мариачи (мексиканские музыканты – прим. пер.), ослы, раскрашенные под зебр, живые секс-шоу и четырнадцатилетние шлюшки в мини-юбках, торгующие своими прелестями вместе со старыми жирными блядьми.

Tijuana, Cardboad City, 1970s

Уличные сальные жаровни источали едкие ароматы свинины и курятины в смеси с луком, чесноком и чили. Вездесущий запах маисовых лепёшек… А машины были из прошлого века: старые побитые драндулеты, смог от которых заполнял улицы. Оглушительная музыка. Мы застряли в пробке. Я на всё это не подписывался. А где же пальмы?

Но уже скоро мы выбрались из пробки и двинули в сторону пустыни. Мы миновали Галехико и Мехикали и направились в сторону Соноиты по шоссе номер два.

«Пророк» Начо остановился выпить пива. Мы заправились и продолжили путь. Солнце заходило над пустыней Мохаве; в районе маленького городка Соноита в штате Сонора мы нашли дешёвый мотель, «Ацтек». На сон у нас оставалось три или четыре часа. Нам предстояло подняться на рассвете, чтобы пересечь пустыню Сонору.

В пять утра мы выехали. В чёрном небе над пустыней были видны все звёзды. Рассвет застал нас в городишке под названием Каборка, где тачали ковбойские сапоги. А ещё там был расположен пункт иммиграционного контроля. С машинами возникла заминка. В те дни ввозить в Мексику машины можно было, лишь заплатив непомерную пошлину. Мы уже находились в мексиканской глубинке, и тем самым нарушили закон. Машины были конфискованы, и начался торг.

 

Мать впала в истерику. Мы остановились в местном отеле. Пока Начо договаривался с полицией, мы с братьями лакомились тако (горячая свёрнутая маисовая лепёшка с начинкой из рубленого мяса, сыра, лука и бобов и острой подливой – прим. пер.) в заведении Дона Фелипе. Острая подлива обжигала наши кишки. В те времена в Каборке не было ничего, кроме забегаловки Дона Фелипе, отеля, заправки и таможни. Мы вернулись в отель и стали играть в баскетбол – «мячом» служили игральные карты, а «корзиной» – мусорный бак.

В конце концов, судьба нам улыбнулась. Начо дал взятку. Мать могла въехать в Мексику в качестве туристки, на своей машине, но Начо, поскольку он был мексиканским гражданином, этого сделать не позволили. Ей поставили штамп и записали зелёный кабриолет на её имя, потом поставили штамп в моих документах, а красный микроавтобус записали на моё имя. В возрасте пятнадцати лет я стал законным владельцем нашего семейного автомобиля.

Солнце уже село, и ночь застала нас в Каборке.

Но у Начо были свои планы. «Пророк», как он сам себя именовал, приписывал свой пророческий статус неким экспериментам с состояниями расширенного сознания. Он был не только гитаристом-певцом-поэтом-песенником, но и философом-визионером.

Своим мировосприятием он делился со всеми желавшими его слушать. Играл ли он на гитаре или развлекал гостей, он также неизменно вёл витиеватые речи о природе мироздания и нашей нужде в духовном мире. Он рассказывал об учении Иисуса и достоинстве материальной нищеты. По его словам, истинные последователи Иисуса должны стремиться к вечному братству, а музыка – это универсальный язык мира. Каборка идеально подходила ему в его ипостаси глашатая истины и искателя откровений.

Подкупив федеральную полицию, Начо выгнал нас из конфискованной машины, улыбаясь, словно тигр. Он заверил нас в том, что ситуация под контролем. По его словам, мы могли беспрепятственно ехать на юг. Больше того, заявил Начо, он договорился с местным знахарем о духовном ретрите. В Мексике существуют колдуны, именуемые «брухо» или «курандеро». К вящему сожалению мамы, в сеансе могли участвовать исключительно мужчины. А братья были слишком малы. Но я-то уже был мужчиной – целых пятнадцать лет. Разве не на моё имя записали автомобиль? Начо рассмеялся.

По возвращении в мотель, Начо дал матери указания. Он сказал, что мы вернёмся утром, отдал ей свой золотой крест и попросил записать номер телефона в Мехико-сити – на тот случай, если что-то случится… Ей всё это не слишком нравилось, но он объяснил, что должен следовать своему духовному пути. Больше того, говорил Начо, беспокоиться не о чем, ведь мы собрались в гости к одному очень серьёзному брухо, колдуну. Этот человек творил чудеса. Он мог вылечить меня от эпилепсии.

Я трепетал. «Пророк», в моих глазах, превосходил Достоевского. Он приглашал меня в мир, о котором я доселе лишь читал в книгах. Мы уселись в наш зелёный шевроле-кабриолет, гитара лежала на заднем сиденье. Начо повернул ключ зажигания, и мы поехали в бар под названием «El Caballo Blanco». Рядом с баром нас поджидал высокий крепкий индеец с орлиным носом и длинными чёрными волосами. На нём были ковбойский сапоги и кожаный жилет. Голову украшала шляпа с пером. Индеец сказал, что его зовут Артур. Мы обменялись рукопожатиями. У него были сильные руки, жёсткие ладони и широкая улыбка. Он сел впереди, а я устроился на заднем сиденье. Я задавался вопросом, был ли этот Артур тем самым индейцем-колдуном.

Начо завёл мотор. Мы выехали на ночные просторы. Они о чём-то оживлённо говорили по-испански. Артур полез в свою сумку и извлёк из неё большой нож. Лезвие сверкнуло в лучах лунного света. Мужчины засмеялись. Машина мчалась по шоссе, в свете фар стали видны ряды кактусов. Артур снова полез в сумку, на этот раз он достал яблоко. Он отрезал большой кусок и протянул его мне на кончике ножа.

«Ты знаешь, куда мы едем, малыш?», – спросил он.

«В гости к знахарю?», – отвечал я вопросом.

Артур рассмеялся и покачал головой. Он взглянул на Начо, продолжая смеяться. Затем достал губную гармошку и стал играть что-то печальное и монотонное, наподобие погребальной песни или гимна индейцев отоми.

«Ты когда-нибудь пробовал пейот?», – спросил Артур.

- продолжение следует